Ладья Его Величества
Не хотел публичить, но эр Блэйд меня уговорил)))
Бледный от бессонных ночей, юный кэналлиец с ярко-синими глазами, смущенно теребя свиток, приносит свои стихи в известный талигский поэтический журнал.
В кабинете с табличкой «Главный редактор» сидит наглый тощий Понси. На лучащейся самодовольством морде – очки для солидности.
- Ну что, стишочки принесли? По выражению физиономии вижу. Давайте, почитаем.
Разворачивает бумагу и погружается в чтение.
Через какое-то время снимает очки и пристально смотрит на кэналлийца.
- Вы тут пишите «Я – одинокий ворон в бездне света». Так вот бездны света не бывает. Либо бездна, либо свет.
Дальше – «одинокий ворон». А что? Бывает двойной или тройной ворон? Тройной одеколон бывает. Ворон – вряд ли. И потом, зачем себя сравнивать с какой-то мерзкой птицей. Сравните себя с орлом, так поэтичнее и публике понятнее.
И что птица делает в бездне. За какими-такими кошками ее туда понесло. В небе наша птичка парит, в небе. Вон, в окно выглянете. Птиц в бездне видите? Нет? Вот я тоже не вижу. Ни бездны, ни птиц. (Про себя. Хотя, возможно, надо просто снять очки).
Лучше будет: «Я – гордый орел в предзакатном небе.»
Звучит? - Смотрит сквозь очки на собеседника, кэналлиец молчит.
- Вот и я говорю, звучит.
«Где каждый взмах крыла отмечен болью».
Крылья у него что ли сломаны? У ворона? Нет? А, понятно, бездна и прочий антураж… Нет, такое мы не возьмем, надо заменить… - Подняв на лоб мешающие очки, изучает начинающего поэта. Кэналлиец смотрит куда-то мимо редактора.
- Дальше у вас идет: «Но если плата за спасенье – воля».
Объясните мне, тупому и непонятливому, как воля может быть платой. Платой могут быть деньги, материальные ценности, натура, в конце концов, но воля?
«То я спасенье отвергаю это».
Правильно, если плата заключается в не пойми чем, то такое спасенье отвергается. Вот эта строчка хоть логична. В отличие от предыдущих.
Вот тут у вас написано: «Вкусить всех мук и бед земной юдоли».
Как пафосно! Юдоли! Вы бы еще чего по-выпендрежней запихнули… - Кладет рукопись на стол и пристально смотрит на автора. Поэт внимательно изучает ногти, чтобы ненароком не схватиться за шпагу. Понси этого не замечает.
- И что это я за вас вашу работу делаю? Сами думайте, ведь это вы – поэт. - Снисходительно качает головой. – Ах, это извечный порок молодости - напихать в стихотворение непонятных слов и нереальных метафор и претендовать на гениальность.
Вон, почитайте Барботту. Какой язык! Какие образы! Какая краткость изложения! Как неординарно! Сравнить страдающего влюбленного с подрубленным пнем! Это вам не «бездна света». Нет, пока не исправите – не возьмем. И трагизму, трагизму добавьте. У вас там страдания непонятой души. Этакий «Герой нашего времени». Так вот, нашему времени герои не нужны. Напишите лучше о несчастной любви, о победе нашей доблестной революции, ну хоть про яблони в цвету.
Идите-идите, исправляйте.
Вот так. А если бы в свое время наглый Понси не плюнул в романтическую душу юного кэналлийца, то у нас бы сейчас было больше ласточек и меньше воронов.
Бледный от бессонных ночей, юный кэналлиец с ярко-синими глазами, смущенно теребя свиток, приносит свои стихи в известный талигский поэтический журнал.
В кабинете с табличкой «Главный редактор» сидит наглый тощий Понси. На лучащейся самодовольством морде – очки для солидности.
- Ну что, стишочки принесли? По выражению физиономии вижу. Давайте, почитаем.
Разворачивает бумагу и погружается в чтение.
Через какое-то время снимает очки и пристально смотрит на кэналлийца.
- Вы тут пишите «Я – одинокий ворон в бездне света». Так вот бездны света не бывает. Либо бездна, либо свет.
Дальше – «одинокий ворон». А что? Бывает двойной или тройной ворон? Тройной одеколон бывает. Ворон – вряд ли. И потом, зачем себя сравнивать с какой-то мерзкой птицей. Сравните себя с орлом, так поэтичнее и публике понятнее.
И что птица делает в бездне. За какими-такими кошками ее туда понесло. В небе наша птичка парит, в небе. Вон, в окно выглянете. Птиц в бездне видите? Нет? Вот я тоже не вижу. Ни бездны, ни птиц. (Про себя. Хотя, возможно, надо просто снять очки).
Лучше будет: «Я – гордый орел в предзакатном небе.»
Звучит? - Смотрит сквозь очки на собеседника, кэналлиец молчит.
- Вот и я говорю, звучит.
«Где каждый взмах крыла отмечен болью».
Крылья у него что ли сломаны? У ворона? Нет? А, понятно, бездна и прочий антураж… Нет, такое мы не возьмем, надо заменить… - Подняв на лоб мешающие очки, изучает начинающего поэта. Кэналлиец смотрит куда-то мимо редактора.
- Дальше у вас идет: «Но если плата за спасенье – воля».
Объясните мне, тупому и непонятливому, как воля может быть платой. Платой могут быть деньги, материальные ценности, натура, в конце концов, но воля?
«То я спасенье отвергаю это».
Правильно, если плата заключается в не пойми чем, то такое спасенье отвергается. Вот эта строчка хоть логична. В отличие от предыдущих.
Вот тут у вас написано: «Вкусить всех мук и бед земной юдоли».
Как пафосно! Юдоли! Вы бы еще чего по-выпендрежней запихнули… - Кладет рукопись на стол и пристально смотрит на автора. Поэт внимательно изучает ногти, чтобы ненароком не схватиться за шпагу. Понси этого не замечает.
- И что это я за вас вашу работу делаю? Сами думайте, ведь это вы – поэт. - Снисходительно качает головой. – Ах, это извечный порок молодости - напихать в стихотворение непонятных слов и нереальных метафор и претендовать на гениальность.
Вон, почитайте Барботту. Какой язык! Какие образы! Какая краткость изложения! Как неординарно! Сравнить страдающего влюбленного с подрубленным пнем! Это вам не «бездна света». Нет, пока не исправите – не возьмем. И трагизму, трагизму добавьте. У вас там страдания непонятой души. Этакий «Герой нашего времени». Так вот, нашему времени герои не нужны. Напишите лучше о несчастной любви, о победе нашей доблестной революции, ну хоть про яблони в цвету.
Идите-идите, исправляйте.
Вот так. А если бы в свое время наглый Понси не плюнул в романтическую душу юного кэналлийца, то у нас бы сейчас было больше ласточек и меньше воронов.
Ну, не хотела просто уподобляться некоторым.
Восторг. Типичный критик