Ладья Его Величества
Писалось для Ягодкиного наследника. Когда-то. Сейчас при чистке всплыло.
Оч. хор отражает настроение.
Не люблю этих, которые с кифарамиКрупный, хорошо сложенный мужчина, своей ленивой тяжестью и уверенностью в собственных силах напоминавший матерого быка, удобно растянулся на траве, подложив под голову сложенные руки, и ленивым взглядом провожал плывущие мимом облака. На душе у него было также спокойно и лениво, и похожие на обрывки облаков мысли неспешно сменяли друг друга, не пытаясь задержаться подольше.
По траве прошуршали сандалии и рядом с мужчиной, не спрашивая разрешения, устроился нарушивший покой чужого уединения гость.
- Дядька Алкид, ты спишь? – В голосе задавшего вопрос звучала такая неизбывная надежда, что мужчина отвлекся от отрешенного созерцания небесного свода и сел, обхватив колени руками.
- А, это ты, Иолай. Ну чего тебе дома не сидится?
Племянничек смущенно потупился и, если бы стоял, точно бы принялся ковырять траву носком сандалии. Алкида это позабавило, и он решил сменить гнев на милость.
- Ладно… Чего еще спросить хочешь?
За последние дни неугомонный Иолай уже успел как следует достать дядю всевозможными вопросами, начиная с «а ты правда змей в колыбели убил?» до «а ты уже бессмертный или еще нет?». На большую часть приходилось отвечать. Долго, дотошно, с подробностями, потому что избавиться от племянника по-другому не выходило.
- Слушай, дядька Алкид, - решился, наконец, мальчишка. – А ты, правда, музыканта убил? Который брат Орфея, а?
Мужчина задумался, подбирая подходящие слова.
- Не хотел я. Да уж больно он мне надоел, этот Лин. Все ходил вокруг да на кифаре своей бренчал. Все бренчал и бренчал, бренчал и бренчал. Я ему уже не раз говорил, что так, мол, и так, уйди по-хорошему, Зевсом заклинаю, а то струны на ушах бантами завяжу... А он все бренчит и бренчит, бренчит и бренчит. Изо дня в день… - Алкид замолчал, вспоминая подробности. – Надоел, хоть в петлю лезь. Ну вот я как-то раз и не выдержал. Главное, ударил-то совсем не сильно, а этому хватило… Так неудобно получилось, до сих пор стыдно. – Мужчина потупился, и сразу стало видно, что он еще очень молод.
- А ты чего? – Решил нарушить затянувшееся молчание Иолай. – А чего я… Баранов пасти пошел. Хорошо было. Тишина, ручеек звенит, листья переговариваются… И ни одна зараза на кифаре не бренчит… - Изгнанник мечтательно улыбнулся. – Не люблю я эти кифары…
- Слушай, дядька Алкид, а это правда, что ты всех своих детей убил и детей брата тоже? – Иолай с надеждой воззрился на мужчину.
- Откуда ты взял? - искренне удивился тот.
- Люди говорят. – Многозначительно обронил Иолай.
- Брешут твои люди. – Огрызнулся Алкид. – Нету у меня детей. И не было… Ну… - он что-то про себя прикинул, - может, и есть. Только я о них не знаю. А раз не знаю, то кого я убил? И вообще, думать надо головой, прежде чем спрашивать. У твоего отца сколько сыновей?
- Ну я… - Загнул палец Иолай.
- А ты жив? – Спросил его Алкид.
- Жив. – Утвердительно ответил мальчишка и на всякий случай ощупал себя для достоверности. – Точно жив.
- Ну вот. Раз жив, то кого я убил?
- Не зна-аю… - Растерянно протянул Иолай.
- То-то. – Наставительно заметил Алкид. – Так что думай, прежде чем глупость подхватывать.
Иолай облегченно вздохнул и растянулся на траве, удобно привалившись головой к дядькиному боку.
- Дядь Алкид, а ты сейчас куда?
- Не знаю. – Мужчина потрепал племянника по волосам. – Поброжу еще по свету, а потом долг отрабатывать.
- Какой долг? – Сразу заинтересовался Иолай.
- Да вот Эврисфей когда-то отцу денег ссудил, надо бы вернуть. Только монетами он брать не захотел. «Отработаешь, - сказал, - или сын твой отработает». Вот время и пришло…
- Дядька Алкид. – Племянничек изогнулся ужом и умоляюще заглянул в глаза мужчине. – Возьми меня с собой, а? Ну, пожа-алуйста…
- Знаю я этого Эврисфея… Ни чести у него, ни славы не добиться, небось, заставит грязь какую-нибудь вычищать… так что нечего тебе там делать.
- Дя-ядь… - Заскулил Иолай. – Я слушаться буду. Правда-правда. И руки мыть. Каждый день. Два раза в день… - Взгляд Алкида чуть потеплел, и мальчишка, почувствовав слабину, усилил натиск. – Три раза! Четыре. Вообще из воды вылезать не буду!
- Ладно, там видно будет. – Махнул рукой на негодника Алкид. – А сейчас брысь домой. Небось, отец уже обыскался.
Оч. хор отражает настроение.
Не люблю этих, которые с кифарамиКрупный, хорошо сложенный мужчина, своей ленивой тяжестью и уверенностью в собственных силах напоминавший матерого быка, удобно растянулся на траве, подложив под голову сложенные руки, и ленивым взглядом провожал плывущие мимом облака. На душе у него было также спокойно и лениво, и похожие на обрывки облаков мысли неспешно сменяли друг друга, не пытаясь задержаться подольше.
По траве прошуршали сандалии и рядом с мужчиной, не спрашивая разрешения, устроился нарушивший покой чужого уединения гость.
- Дядька Алкид, ты спишь? – В голосе задавшего вопрос звучала такая неизбывная надежда, что мужчина отвлекся от отрешенного созерцания небесного свода и сел, обхватив колени руками.
- А, это ты, Иолай. Ну чего тебе дома не сидится?
Племянничек смущенно потупился и, если бы стоял, точно бы принялся ковырять траву носком сандалии. Алкида это позабавило, и он решил сменить гнев на милость.
- Ладно… Чего еще спросить хочешь?
За последние дни неугомонный Иолай уже успел как следует достать дядю всевозможными вопросами, начиная с «а ты правда змей в колыбели убил?» до «а ты уже бессмертный или еще нет?». На большую часть приходилось отвечать. Долго, дотошно, с подробностями, потому что избавиться от племянника по-другому не выходило.
- Слушай, дядька Алкид, - решился, наконец, мальчишка. – А ты, правда, музыканта убил? Который брат Орфея, а?
Мужчина задумался, подбирая подходящие слова.
- Не хотел я. Да уж больно он мне надоел, этот Лин. Все ходил вокруг да на кифаре своей бренчал. Все бренчал и бренчал, бренчал и бренчал. Я ему уже не раз говорил, что так, мол, и так, уйди по-хорошему, Зевсом заклинаю, а то струны на ушах бантами завяжу... А он все бренчит и бренчит, бренчит и бренчит. Изо дня в день… - Алкид замолчал, вспоминая подробности. – Надоел, хоть в петлю лезь. Ну вот я как-то раз и не выдержал. Главное, ударил-то совсем не сильно, а этому хватило… Так неудобно получилось, до сих пор стыдно. – Мужчина потупился, и сразу стало видно, что он еще очень молод.
- А ты чего? – Решил нарушить затянувшееся молчание Иолай. – А чего я… Баранов пасти пошел. Хорошо было. Тишина, ручеек звенит, листья переговариваются… И ни одна зараза на кифаре не бренчит… - Изгнанник мечтательно улыбнулся. – Не люблю я эти кифары…
- Слушай, дядька Алкид, а это правда, что ты всех своих детей убил и детей брата тоже? – Иолай с надеждой воззрился на мужчину.
- Откуда ты взял? - искренне удивился тот.
- Люди говорят. – Многозначительно обронил Иолай.
- Брешут твои люди. – Огрызнулся Алкид. – Нету у меня детей. И не было… Ну… - он что-то про себя прикинул, - может, и есть. Только я о них не знаю. А раз не знаю, то кого я убил? И вообще, думать надо головой, прежде чем спрашивать. У твоего отца сколько сыновей?
- Ну я… - Загнул палец Иолай.
- А ты жив? – Спросил его Алкид.
- Жив. – Утвердительно ответил мальчишка и на всякий случай ощупал себя для достоверности. – Точно жив.
- Ну вот. Раз жив, то кого я убил?
- Не зна-аю… - Растерянно протянул Иолай.
- То-то. – Наставительно заметил Алкид. – Так что думай, прежде чем глупость подхватывать.
Иолай облегченно вздохнул и растянулся на траве, удобно привалившись головой к дядькиному боку.
- Дядь Алкид, а ты сейчас куда?
- Не знаю. – Мужчина потрепал племянника по волосам. – Поброжу еще по свету, а потом долг отрабатывать.
- Какой долг? – Сразу заинтересовался Иолай.
- Да вот Эврисфей когда-то отцу денег ссудил, надо бы вернуть. Только монетами он брать не захотел. «Отработаешь, - сказал, - или сын твой отработает». Вот время и пришло…
- Дядька Алкид. – Племянничек изогнулся ужом и умоляюще заглянул в глаза мужчине. – Возьми меня с собой, а? Ну, пожа-алуйста…
- Знаю я этого Эврисфея… Ни чести у него, ни славы не добиться, небось, заставит грязь какую-нибудь вычищать… так что нечего тебе там делать.
- Дя-ядь… - Заскулил Иолай. – Я слушаться буду. Правда-правда. И руки мыть. Каждый день. Два раза в день… - Взгляд Алкида чуть потеплел, и мальчишка, почувствовав слабину, усилил натиск. – Три раза! Четыре. Вообще из воды вылезать не буду!
- Ладно, там видно будет. – Махнул рукой на негодника Алкид. – А сейчас брысь домой. Небось, отец уже обыскался.
@темы: Графомань, Разное, Творчество, Точка зрения