Ладья Его Величества
Годы истаяли быстро, и мальчик вырос.
Есть и семья, и хозяйство – уютный дом.
Прошлое, словно болезнь, чужеродный вирус,
Помнится смутно и с очень большим трудом.
Звезды рассыпались горстью в небесной чаше,
Темень тревожит далекий шакалий хай.
Шепчет назойливо память, что где-то в чаще
Снова охоту за плотью ведет Шерхан.
Снятся слова и дела, не всегда благие,
Яркими вспышками, будто курил кальян.
И почему-то так тянет сказать Багире:
«Доброй охоты под сенью густых лиан».
Память сплелась из видений и допущений:
То глубока, словно омут, а то – мелка.
Низко надвинется каменный свод пещеры,
Сумрак, напитанный запахом молока.
А на пригорке, под солнцем, пригрелась старость,
Сердце колотится реже, порой сбоит.
Дом по кривой терпеливо обходит стая:
Волки пока что считают его своим.
Сытно и славно живется в людской неволе,
Здесь за предательство любят давать призы.
Но иногда примерещится в волчьем вое,
Душу дурманящий, тайный ночной призыв.
Все прогорело, осталось… Остались угли,
Черный огонь от бессилья к земле приник.
Время листает страницы из Книги Джунглей,
Самой прекрасной из всех сочиненных книг.
Выждать рассвета и корма задать корове,
Вычистит ружья к охоте седой слуга.
Помните, как говорил: мы единой крови?
Знайте, тогда я намеренно вам солгал.
Есть и семья, и хозяйство – уютный дом.
Прошлое, словно болезнь, чужеродный вирус,
Помнится смутно и с очень большим трудом.
Звезды рассыпались горстью в небесной чаше,
Темень тревожит далекий шакалий хай.
Шепчет назойливо память, что где-то в чаще
Снова охоту за плотью ведет Шерхан.
Снятся слова и дела, не всегда благие,
Яркими вспышками, будто курил кальян.
И почему-то так тянет сказать Багире:
«Доброй охоты под сенью густых лиан».
Память сплелась из видений и допущений:
То глубока, словно омут, а то – мелка.
Низко надвинется каменный свод пещеры,
Сумрак, напитанный запахом молока.
А на пригорке, под солнцем, пригрелась старость,
Сердце колотится реже, порой сбоит.
Дом по кривой терпеливо обходит стая:
Волки пока что считают его своим.
Сытно и славно живется в людской неволе,
Здесь за предательство любят давать призы.
Но иногда примерещится в волчьем вое,
Душу дурманящий, тайный ночной призыв.
Все прогорело, осталось… Остались угли,
Черный огонь от бессилья к земле приник.
Время листает страницы из Книги Джунглей,
Самой прекрасной из всех сочиненных книг.
Выждать рассвета и корма задать корове,
Вычистит ружья к охоте седой слуга.
Помните, как говорил: мы единой крови?
Знайте, тогда я намеренно вам солгал.
Спасибо.
отчего-то чудовищно жаль лирического героя.
Птиц, Птиц... это... черт.
Это так хорошо, цинично и печально.
Спасибо