Ладья Его Величества
Поэт.
Евгению Степанову, талантливому поэту и просто очень хорошему человеку, который стал моим кормчим.
Он сидит напротив, гибкие пальцы теребят ворот рубашки, то застегивая, то расстегивая пуговицу. Он некрасив, пройдешь мимо и не заметишь. Один из тысячи, обыкновенный. Пока не начинает говорить. Сразу вспоминаются мифические сирены, завлекавшие моряков божественным пением. Также завораживает его голос – мягкая глина, из которой он легко лепит желаемое. В какой-то момент вкрадчивое мурлыкание может смениться полярным холодом, ласковое поглаживание – ударом бича. Колдун... ПрОклятый... Поэт...
Он сидит напротив, гибкие пальцы теребят ворот рубашки. Он не смотрит на меня – это неуместно…
- Ты утверждаешь, ты поэт? Знаешь ли ты, что такое быть поэтом? Знаешь ли ты, что это такое, просыпаться среди ночи, захлебываясь, как собственной кровью, стихом? Потом мучительно выкашливать его из переполненных легких, соединяя бессвязные образы рифмованными строками? Как это больно. Это рождение, рождение новой жизни. Стих, как и человек, приходит на свет в муках. А потом приходит чувство опустошения и, вместе с тем, гордости. Странной гордости за корявое дело рук своих. И чувство родства с Творцом, родства с демиургом. На какое-то мгновение осознать себя богом – как это прекрасно и как пугающе… Будто видишь у ног разверзшийся зев черной бездны…
Глупо, да? Дети отвечают за грехи отцов. Мы все отвечаем за чьи-то грехи. И я расплачиваюсь рвущими душу на части стихами. Поэту проще – он может выплеснуть все накопившееся в переплетении рваных строк. Другим труднее. Хотя… может, они и не чувствуют это так сильно, не видят ночами смерть, не пытаются склеить разбитое…
Это так прекрасно – ничего не чувствовать. И так страшно. Но чувствовать абсолютно все это больно, слишком больно. Жить с обнаженными нервами. Величайший дар и величайшее проклятие.
А самое ужасное, что иногда, ночами, тебе кажется, что своих чувств у тебя уже не осталось. Есть только то, что удалось взять у других. Ты – резонатор, ты – усилитель. Это – не твоя песня, но она идет от твоего сердца, неузнаваемо изменяя твою душу. В такие мгновения очень сложно помнить, кто ты есть на самом деле. Не утонуть, не раствориться в накрывающем с головой потоке чужих мыслей и чувств. Отделить свое сознание, отстраниться, наблюдать. Не вмешиваться, пока не закончится это пугающее одурение.
Но изменяя мир, мы изменяем себя. Не так ли? Моя ли это жизнь или я придумал ее?
Ты еще хочешь стать поэтом?
Евгению Степанову, талантливому поэту и просто очень хорошему человеку, который стал моим кормчим.
Он сидит напротив, гибкие пальцы теребят ворот рубашки, то застегивая, то расстегивая пуговицу. Он некрасив, пройдешь мимо и не заметишь. Один из тысячи, обыкновенный. Пока не начинает говорить. Сразу вспоминаются мифические сирены, завлекавшие моряков божественным пением. Также завораживает его голос – мягкая глина, из которой он легко лепит желаемое. В какой-то момент вкрадчивое мурлыкание может смениться полярным холодом, ласковое поглаживание – ударом бича. Колдун... ПрОклятый... Поэт...
Он сидит напротив, гибкие пальцы теребят ворот рубашки. Он не смотрит на меня – это неуместно…
- Ты утверждаешь, ты поэт? Знаешь ли ты, что такое быть поэтом? Знаешь ли ты, что это такое, просыпаться среди ночи, захлебываясь, как собственной кровью, стихом? Потом мучительно выкашливать его из переполненных легких, соединяя бессвязные образы рифмованными строками? Как это больно. Это рождение, рождение новой жизни. Стих, как и человек, приходит на свет в муках. А потом приходит чувство опустошения и, вместе с тем, гордости. Странной гордости за корявое дело рук своих. И чувство родства с Творцом, родства с демиургом. На какое-то мгновение осознать себя богом – как это прекрасно и как пугающе… Будто видишь у ног разверзшийся зев черной бездны…
Глупо, да? Дети отвечают за грехи отцов. Мы все отвечаем за чьи-то грехи. И я расплачиваюсь рвущими душу на части стихами. Поэту проще – он может выплеснуть все накопившееся в переплетении рваных строк. Другим труднее. Хотя… может, они и не чувствуют это так сильно, не видят ночами смерть, не пытаются склеить разбитое…
Это так прекрасно – ничего не чувствовать. И так страшно. Но чувствовать абсолютно все это больно, слишком больно. Жить с обнаженными нервами. Величайший дар и величайшее проклятие.
А самое ужасное, что иногда, ночами, тебе кажется, что своих чувств у тебя уже не осталось. Есть только то, что удалось взять у других. Ты – резонатор, ты – усилитель. Это – не твоя песня, но она идет от твоего сердца, неузнаваемо изменяя твою душу. В такие мгновения очень сложно помнить, кто ты есть на самом деле. Не утонуть, не раствориться в накрывающем с головой потоке чужих мыслей и чувств. Отделить свое сознание, отстраниться, наблюдать. Не вмешиваться, пока не закончится это пугающее одурение.
Но изменяя мир, мы изменяем себя. Не так ли? Моя ли это жизнь или я придумал ее?
Ты еще хочешь стать поэтом?
